Сашенька был чудесный мальчик: живое воображение, прелестная улыбка и солнечные дьяволята в глазах. Сашенька рисовал странных людей, посмотрели бы вы на его картины – чистое загляденье писал этот крохотный Вальеджо.Сашенька любил мыльные пузыри и бензиновую пленку на лужах: этот переливчатый мир казался ему радужным и недосягаемым, этаким недолговечным филиалом рая в жестоком мире взрослых людей.
О том, что взрослые монстроподобны и брутальны, Сашенька догадался в пять лет, когда мама, нарядив его в парадный вельветовый сюртучок, отвела за руку к тощей тетке с селедочно-кислым лицом. Тетка неодобрительно хмыкнула и подвела его к странной формы столу. Усадила на странной формы круглую вращающуюся табуретку и открыла странную крышку. Сашенька обомлел от испуга – ему, должно быть, ухмылялся сам Черт, нагло скаля огромные белые и поменьше – черные зубы. Сашенька заплакал, а потом забился в приступе, напоминавшем эпилепсию.
- Мама, кто это? – страшным шепотом прозвучал вопрос.
- Это пианино, Сашенька, будешь играть музыку, а потом сочинять песенки для пианино и виолончели… - мечтательно протянула мама. У мамы в молодости был любовник – сумасшедший пианист.
Сашенька задрожал. Ему совсем не хотелось иметь ничего общего с этой огромной дьявольской табуреткой. К тому же мама хочет познакомить его с какой-то виолончелью – тоже страшилище, должно быть, то еще!..
Тут теткины пальцы запрыгали по этим зубам – и Сашенька услышал музыку. То, что называлось музыкой, было совсем не страшным, и Сашеньке понравилось.
Так Сашенька стал заниматься музыкой. Сашенька не бросал и рисование, потом стал много читать и писать стихи. Мама нарадоваться не могла: маленький гений, - шептала она. А Сашенька тем временем стал слышать странные голоса в голове и писать совсем уж непонятные картины и сочинять сюрреаалистическу музыку. Сашеньке стало казаться, что пианино опять стало монстром из его детства и теперь хочет откусить ему руки. Эти красивые руки, которые так часто целовала мама, эти красивые руки – своими огромными зубами. Он стал часто повторять эту фразу: садился на пол в уголке, обхватывал голову руками, раскачивался из стороны в сторону, смотрел на свои хрустальные тоненькие пальцы музыканта и художника и шептал: «эти руки, эти красивые руки…» Совсем перестал заниматься на пианино, но стал очень много рисовать: да все такое страшное, фантасмагоричное, что мама всерьез обеспокоилась – и запретила Сашеньке рисовать. Выбросила мольберт, кисти и все краски – и даже любимую Сашенькину киноварь, и опять усадила Сашеньку за пианино.
И вот однажды пианино все-таки откусило Сашеньке руки. Откусило, как и боялся, когда, кажется, играл Гершвина. Поэтому Гершвина Сашенька и по сей день недолюбливает и кроме как «пожирателем младенцев» и «кровожадным богом» не называет. Рисовать Сашенька тоже не может, как вы понимаете,стихи его все бледнее с каждым днем, так вот и сидит он днями и шепчет речитативом: «эти руки, эти красивые руки…»
А пианино мама незамедлительно сожгла и сама сошла с ума. Теперь она и ее бывший любовник – безумный пианист – ходят по мутным аалеечками сада психиатрической клиники и, возможно, она расскажет ему о их сыне, и они заберут его к себе – и станут, наконец, счастливой семьей.