Когда я впервые очутилась в нашей крошечной квартирке на улице Пулихова (кажется, это было полтора или два года назад), я очень возмутилась количеством хлама. Хлама было столько, что моли, вероятно, приходилось составлять меню из 666 блюд и вальяжно приглашать друг друга на ужины: "Фондю из шерстяной шали! Отведайте бутерброды из газеты "Труд" 1964 года и из корешка удостоверения секретаря Машерова! Очень тонкий вкус".
Хлама было столько, что выгрести его не представлялось возможным долгие и долгие годы (поэтому-то мы и не можем за два года сделать ремонт). Инесса Николаевна, реинкарнация Берии и, по совместительству, мать Михайлова, категорически запретила выбрасывать что бы то ни было. Нам ведь обязательно пригодится эта детская коляска или солнцезащитный крем 1989-го года выпуска.
На прошлой неделе мы с Михайловым устроили две диверсии: приезжали после работы на Пулихова и, пока во дворе под дождем мокла сирень, мы, стиснув зубы, проводили зачистки на местности.
... Под подоконником, испуганно вжавшись в стену, нашелся пластмассовый красный конь. Он был урод - и все мое эстетическое внутри запротестовало. "Паша, мы не можем не избавиться от этого исчадия Петрова-Водкина! Убери его, он меня пугает". Я брезгливо подтолкнула ногой Красного Коня в сторону Паши, и Паша молча поволок его к мусорному контейнеру. Я избавилась от демона. Нормально. Все будет хорошо, биополе в квартире восстановим - и заживееееееем!
А теперь думаю: ведь Михайлов играл с этим Конем, должно быть, и - ведь бывает - что это был его любимый Красный Конь, лучший Друг? А мы с ним так...
Очень меня теперь терзает этот печальный Красный Конь, лежащий среди банановой кожуры в мусорном контейнере.
Может быть, он попадет в какой-нибудь неведомый КрасноЛошадиный Рай и будет там щипать неведомую траву и вспоминать своего хозяина - хмурого, вечно бурчащего толстого мальчика Михайлова, который превратился в толстого мужика с львиной гривой и подругой-стервой.
Прости меня, Красный Конь.